Среди европейских были человек, которые по доброй воле или под принуждением оказались для экзотических островах Южных морей. Они попадали в руки туземцев и, если им удавалось выйти живыми из драматических ситуаций, они проводили среди островитян значительную отрезок своей жизни, обзаводясь при случае многочисленными татуировками в качестве доказательств принадлежности к местному племени. В морском жаргоне за этими несчастными закрепились названия «скорый» и «выброшенный на берег».

«Беглые» – это дезертиры. Моряки, будучи на в силах переварить условия, в которых проходила их служба на военных либо торговых судах, порой решались для отчаянный шаг – бежали на который-либо из многочисленных островов, рассеянных на просторах Тихого океана.

Особенно скверной репутацией пользовалась служба в китобойном флоте. Моряки отправлялись в рейсы, которые часто продолжались восемь, а то и десять лет, не имея возможности вернуться домой досрочно. Знаток этого промысла писал: «Ни один индивид не выберет участь моряка, если у него есть надежда оказаться в тюрьме. Поскольку быть на корабле – это то же самое, сколько находиться в тюрьме, с той только разницей, что для корабле ты рискуешь еще и утонуть». нет ничего удивительного в часть, что моряки любой ценой стремились при более разве менее удобном случае распрощаться со своим кораблем. Тем более что острова Южных морей, окруженные ореолом самых заманчивых мифов, манили к себе множеством необычных вещей: благоприятным климатом, богатым разнообразием пищи, в целом благожелательным отношением островитян к заморским гостям и доступными женщинами.

«Выброшенными на земля» называли тех, кого после серьезного нарушения правил службы, установленных на корабле, высаживали для необитаемых островах, либо тех моряков, которые уцелели после морских катастроф и сумели добраться до островов. Тем и другим койкогда удавалось перебраться на острова, населенные людьми, в некоторых случаях они попадали к племенам, занимавшимся каннибализмом. Короче, на их долю выпадало немало самых невероятных, порой трагических приключений.

случалось «беглые» и «выброшенные на берег» жили на островах для протяжении многих лет, прежде чем им выпадало счастье встретить корабли, приплывшие из Европы. И если следовать их плечами не было серьезных преступлений, как, например, у зачинщика бунта на английском фрегате «Баунти» в 1789 году Ф.Кристиана, они нанимались для корабли в качестве переводчиков, штурманов или просто знатоков местных обычаев. Доводилось им сопровождать и очень продолжительные научные экспедиции, во всех случаях приплывшие могли получить от них ценную информацию.

Широко известна судьба «выброшенных на земля» француза Жана Батиста Кабри и англичанина Эдварда Робертса, на которых после прибытия на остров Нуку-Хива в 1804 году наткнулась российская набег под руководством Крузенштерна (1770-1846 г.г), который в 1803-1806 годах совершал плавание вокруг света. Услугами Робертса, которого поначалу признали более сообразительным, пользовался один Крузенштерн, в то время как Кабри, лучше знавший маркизский диалект, работал с высшим российским офицером Г.Х. поле Лангсдорфом.

Француз и англичанин находились между собой не в лучших отношениях, взаимно обвиняя друг друга в разговорах с русскими. Крузенштерн предпринял несколько попыток портить конфликт, но успеха не имел. В то же время соревнование между Робертсом и Кабри на ниве завоевания расположения русского экипажа перебросилось даже на участников экспедиции, которые в результате не могли решить, кому из них верить больше. Единственной общей чертой, которой обладали враждебно настроенные друг к другу «выброшенные на берег», была обширная татуировка, усильно поразившая участников российской экспедиции, и прежде всего Лангсдорфа, который сделал изображение Кабри, не обойдя при этом вниманием и украшавшие его искусно выполненные татуировки.

несколько слов о «предистории» англичанина и француза. Робертс появился в Южных морях в 1792 году, плавая на корабле «Джон Баттерворд», что во время возвращения в Англию захватил с собой Тимотити. Стечение различных обстоятельств, как туманно выразился Роберт, сделало его обитателем острова Тахуата, входящего в Маркизский архипелаг. Годом позже вкупе со своим приятелем на пироге-катамаране он перебирается на остров Нуку-Хива. После прибытия для этот остров через некоторое время Робертсу удалось успевать расположения местного вождя и быть принятым в число его личных охранников. По невыясненным причинам Робертс сообща со своей местной супругой покинул остров Нуку-Хива на борту британского торгового корабля, направлявшегося в Порт-Джексон. Это было где-то в 1805-1806 годах. В последующие годы своего пребывания в Полинезии Робертс занимался различными делами, в 1808 году в качестве штурмана доплыл до Новой Зеландии, а в 1811 году судьба забросила его в Калькутту. тут же Робертс исчез из поля зрения, не оставив следов, и никто не знает, удалось ли ему возвратиться в Европу.

Кабри, которого также называли Кабрисом или Кабритом, соперник Робертса, родился в 1779 году в Бордо. В 14 лет прибился к пиратскому кораблю. Попав в английский плен, поначалу работал в порту Портсмута, впоследствии чего стал матросом на английском китобойном судне, получившем задание исследовать возможные районы ловли китов в Тихом океане. сей корабль покинул Портсмут в 1795 году и после многомесячного плавания затонул у берегов острова Тахуата. Благодаря тому, что Кабри обладал редким для моряков того времени умением следовать на воде, он уцелел после катастрофы. Ему улыбнулось счастье и тут, когда он столкнулся с миролюбиво настроенными туземцами, принявшими его в свое общество. За короткое дата он добился полного расположения местных жителей, согласился на татуировку и женился на дочери одного из вождей племени.

В результате длительного проживания на острове Кабри настолько утратил навыки сожительствовать цивилизованно, что его с трудом можно было отличить по поведению через туземцев. По описанию Лангсдорфа, «все тело Кабри, не исключая и лица, было покрыто татуировкой. Я удивлялся, глядя, сиречь ловко он передвигается в воде. Он плавал столь же хорошо, как и островитяне… Кабри до такой степени потерял навыки наслаждаться родным языком, что поздоровался со мной, совершив при этом грамматические ошибки… Он производил впечатление страшно одичавшего человека».

неизвестно, был ли Кабри тайно похищен по приказу Крузенштерна или же по собственному желанию покинул остров, однако 18 мая 1804 года на острове его не стало.

Познакомимся с рассказом самого Кабри: «На пятнадцатый число своего пребывания у берегов острова Крузенштерн пригласил меня на обед. Я отправился на край судна один, как это было и в предыдущие дни. Во эра обеда в мой бокал постоянно подливали алкоголь, в результате чего я сильно опьянел. Я заснул и, воспользовавшись этим, адмирал смог оторвать меня через моей новой родины, от моей жены и моих детей». Между тем в отчете о ходе экспедиции адмирал излагает следующую версию случившегося: «Отвратительная погода заставила меня наравне можно скорее отплыть от побережья. Я был вынужден взять с собой и француза. Кабри, какой прибыл на борт судна очень прот и не показывался на глаза, выглядел скорее довольным, нежели огорченным случившимся».

На российском судне Кабри доплыл до побережья Камчатки, откуда в 1805 году сумел приходить до Петербурга, где своим внешним видом произвел сенсацию и был представлен царю Александру I. Кабри прекрасно разбирался в навигации и его пригласили преподавать в Морскую школу в Кронштадте.

Кабри жил в России вплоть до окончания наполеоновских войн. В 1817 году он возвратился во Францию, где узнал о книга, что король Франции Людовик XVIII и король Пруссии Фридрих Вильгельм III желают с ним познакомиться сам. Вскоре состоялось представление Кабри обоим монархам. Людовику XVIII он был представлен как «Джозеф Кабрис, родом из Бордо, вице-король и громадный судья островов де Мендока». Поскольку назначенная Кабри во Франции компенсация оказалась слишком незначительной, чтобы покрыть расходы, связанные с возвращением для Маркизы, он решил публично демонстрировать свое вытатуированное тело в надежде, что сумеет таким образом собрать необходимую для оплаты путешествия сумму. Поначалу он показывал татуировку в небольшом театрике в Бордо, но стремительно убедился, что эти сеансы не приносят ожидаемых доходов. Тогда Кабри начал выступать для ярмарках в небольших городках. Один швейцарский журналист, который наблюдал изза Кабри во время одного из таких показов в Женеве, описал его следующим образом: «Татуировка покрывает его тело полностью, включая размещенные на груди знаки собственного достоинства. Он носит большую шляпу с перьями. Ему 40 лет, он хорошо говорит сообразно-французски и на диалекте Нуку-Хива. Он высок ростом, хорошо сложен, внешне очень привлекательный». Во эра этих скитаний по стране он попал в Валансьен, где умер в сентябре 1822 года. но и тогда его подстерегала не лучшая участь. Музей в городе Дуэ, куда пришло известие о смерти Кабри, начал активные действия с целью заполучить его труп, чтобы, соответствующим образом препарировав и законсервировав, выставить их на обозрение. Прах Кабри спас духовенство из Валансьена, который распорядился похоронить Кабри в одном гробу вместе с умершим в тот же день человеком.

В 1835 году для остров Нуку-Хива высадился французский барон Шарль де Тьерри, пожелавший стать сувереном местных вождей. Переводчиком и проводником стал для заморских гостей живший там с 1829 года англичанин Моррисон, кто не отличался от островитян ни одеждой, ни татуировкой. У Моррисона, пишет очевидец, все тело было покрыто татуировкой настолько густо, преимущественно на спине и груди, что на расстоянии он выглядел вроде негр. Моррисон легко завоевал расположение обитателей Нуку-Хива и даже добился статуса одного из вождей.

надо определять, что на островах, рассеянных на пространствах Южных морей, в промежуток европейской экспансии в данной части света проживало большое количество как «беглых» и «выброшенных на земля». Большинству из них счастье не улыбнулось в том смысле, что их имена не остались в истории, ровно, скажем, имена Робертса, Кабри. Xотя понятия «счастья» и «несчастья» в их сложных и запутанных судьбах относительны: прибытие корабля из Европы для кого-то из них могло обнадеживать, например, виселицу за совершенные преступления. И тем не менее, кому-то не повезло: на острова, где они обитали, не добрался ни некоторый европейский корабль. Если корабль добирался до острова, встрече могли помешать и туземцы. Во всяком случае возвращение в Европу «беглых» и «выброшенных на земля» не было зафиксировано ни в одном из документов. Первый документ, сообщающий о прибытии на остров Нуку-Хива корабля из Европы, датирован 1825 годом. В то же период записки английского миссионера Эллиса, проживавшего в начале XIX века на Гавайях, свидетельствуют, что в 1823 году для этом острове проживали 7 человек с белой кожей.